Триста семьдесят седьмой

Триста семьдесят седьмой

Лето началось хорошо и даже здорово. Для начала меня отправили к дяде в село Наумовка, что примерно в восьмидесяти километрах от Херсона и в сорока — от Новой Каховки. Отправили погостить, «набраться ума» и научиться выполнять самые разнообразные работы. Что же, занятий действительно хватало. Приходилось собирать черешню и липу, еще я активно участвовал в строительстве бассейна. Однако, несмотря на периодически появлявшееся желание свалить домой, подальше от труда, я все же оставался в теплой и солнечной Наумовке. И одной из причин была Ника — моя подруга. Надеюсь, с более-менее далекоидущими последствиями. Как оказалось, у Ники есть родственники в Наумовке, и ее родители как раз собирались их навестить. Я же, быстро поняв перспективу, уговорил своих домашних отправить меня к дяде Валере. Переговорив с ним и Никиными родителями, меня снарядили, дали напутственное слово и затолкали в автобус, где меня уже ждала подруга с семьей. Доехали мы вполне хорошо, я по дороге успел сочинить песню, немного послушать плеер и даже пару раз выиграть в крестики-нолики Никиного отца, хотя это было, скорее всего, случайностью — или он сильный игрок, или я просто игры не понимаю…

Наумовка меня встретила достаточно гостеприимно. Небольшая деревня, в которой, тем не менее, было около тысячи жителей, пять или шесть асфальтированных улиц, три магазина и даже школа, в которую ходили ребята из окрестных населенных пунктов. Херсонская область исторически была поделена на множество мелких селений, да и некоторые ранее процветавшие пункты стали вымирать. Поэтому за хлебом и в школу приходится ходить в другие, более оживленные, села.

Как я уже сказал, работы у меня было немало, хотя и возможности отдохнуть были. Например, у нас с дядей был незабываемый вояж на байдарке по реке, кажется, Конке. Катались мы и на моторке по Днепру, ходили в окрестные леса — просто подышать воздухом и посмотреть на природу. Иногда к нам присоединялась Ника — когда одна, а когда с родителями.

Но вот однажды, в самом конце июня (мне даже дата запомнилась — тридцатое) я встал рано утром и побежал к Нике. Жила она недалеко, а просыпалась так же рано, поэтому я сразу же вытащил ее из дома. «Тебе просто необходимо услышать то, что я вчера написал!» И действительно, за день до этого у меня начался «приступ вдохновения» и я написал, как мне покзалось, неплохую музыку, которую тут же разыграл на гитаре (о, да, я притащил свою Кристинку в Наумовку, хотя часто играть не получалось — дядя находил для меня такие занятия, что я засиживался аж до самого вечера — та же байдарка, например). Мы сели на лавочку, и я сыграл свое новое произведение. Нике оно понравилось, но она сказала, что явно чего-то не хватает и было бы здорово, если бы я написал еще какое-то соло и сыграл бы эту композицию в две гитары. Я ответил, что совершенно не умею писать мелодии, а вот ритмы — это мое. И вообще, сказал я, если мы все-таки собираемся в поход, то нам лучше начать это делать прямо сейчас. Ника хлопнула себя по лбу и убежала собирать рюкзак. Я последовал ее примеру и пошел в дом — грузить свой «кузов».

Минут через тридцать мы снова встретились. Спину оттягивали рюкзаки. Я взял три банки рыбных консервов, маленькую походную аптечку (средства от укусов комаров и прочей летучей пошлости), две бутылки воды, большое покрывало, карту местности и нож (на всякий противопожарный случай). Ника обеспечивала нас провизией — она тащила с собой термос с чаем, бутерброды,  пластиковые банки и две удочки — мы собирались порыбачить. Выглядела она потрясающе — светлые джинсы, желтая футболка, напульсник с эмблемой «Шахтера» и мой любимый французский маникюр. Правда, уже немного облезший — да кто же едет на рыбалку с нормальным? Она улыбалась, жмурилась, как кошка, и подставляла и так уже загоревшее лицо и руки утреннему, еще нежаркому, солнцу. Рядом с нами русский охотничий спаниель полушутя сражался с «басурманским» лабрадором-ретривером, от чего двор был наполнен их сопением, шорохом лап, редким рычанием и еще более редкими ударами об лавку. И тут нас застал мой дядя. Я, конечно, за день до похода, вечерком, доложил ему о наших планах. Он кивнул головой и пообещал посодействовать и помочь, если помощь понадобится.

— В поход? — спросил он голосом, похожим на пароходный гудок.

— Точно, — ответил я.

— Рыбачить. Ага, понятно все с вами. А почему никто не подумал, что до реки двадцать километров? Вы пешком их будете идти черт знает сколько!

— Мы собирались ехать на велосипедах. Твоя «Украина» на ходу?

— Конечно, я слежу за ее состоянием, — ответил дядя и покрутил ус. — Ты машину водить умеешь?

— Обязательно. На отцовской «Джетте» километров двести накатал, и еще в Центре Трудовой Подготовки и Профессиональной Ориентации Молодежи (тьфу, черт, язык сломишь) пару-тройку раз ездил на «ГАЗоне».

— Понял. Нет, «Дачию» я тебе не дам, не надейся, — ответил дядя, смеясь.

— Никто на нее не претендовал, дядь Валер.

— А на «Урал» кто претендовал? Что-то за этот месяц ты вокруг него так крутился… Ты вокруг своей Ники так не крутишься!

Я приобнял Нику за плечи, но она тут же выскользнула из «захвата». А ведь он прав! У дяди Валеры во дворе торчит грузовик «Урал-377» с голубой кабиной, и я за это время успел облазить его вдоль и поперек. Правда, внутрь так и не попал, но пару раз открывал капот, пинал колеса и залезал в кузов.

— Ну, это я так — покрутился и все. Машина-то — зверь! Брат легендарного советского грузовика — триста семьдесят пятки…

— Ну, раз он брат, да еще и легендарный, — загадочно улыбнулся дядя, — то вот тебе ключи от него. Поймаешь?

— Не вопрос, — ответил я и схватил летящую связку ключей.

— А потому как вы поедете строго на север, то я даю вам партийное задание.

— Какое? — спросила Ника, до этого молчавшая.

— Задание: выехать из Наумовки, пересечь трассу Е58/М-14, поехать по грунтовой дороге прямо и въехать в полузабытую деревню Каменка. Там найти большой белый дом и деда Семена. Поговорить с ним, забрать швеллера и еще кое-какое барахлишко. Все, можете ехать на реку или куда вы там хотели. Потом возвращаетесь обратно — ну, часов до восьми или половины девятого.  Все.

— Все?

— Ну да. Но ездить аккуратно! Соблюдай Правила!

— Дя, как я могу их соблюдать, если я их злостно нарушаю? Мои права на машину где? Не получил еще.

— Ай, забейся! Тут ДАЙ-цев никогда нет. Или ты уже передумал ехать?

— Никогда!

— Тогда открывай машину и едь. Про деда Семена не забудь! А еще лучше — дай карту из бардачка.

Я открыл дверь, залез в кабину и бросил рюкзак на сиденье рядом с собой. Да, машина впечатляла — и не только размерами. Кабина проста, как кирзовый сапог — голый металл, три сиденья да здоровенный руль. Внутри стоял родной и любимый мной запах грузовика — низкооктановый бензин, разогретое солнцем железо, синяя изолента и потрескавшиеся резиновые уплотнители. Я открыл бардачок и вытащил на свет белый довольно-таки потрепанную карту.

— Значит, смотри, — начал дядя и ткнул в карту шариковой ручкой. — Вот наша Наумовка. Трасса вот здесь — все понятно. За ней проходит грунтовая дорога — сразу увидишь, она метров семьсот левее от выезда из Наумовки. Едешь по дороге километра три, прямо и еще раз прямо. Заметишь дома — считай, приехал. Большой белый дом с зеленым забором — это дед Семен. На этой карте Каменки почему-то нет, поэтому я тебе примерно нарисую, где она, — сказал дядя Валера и нарисовал неровную окружность на карте. — Примерно здесь. Ну, а там уж дашь газу по прямой — и ты у цели. Речка, лесок… Да у нас тут везде одинаково, куда бы ни выехал. Понятно все?

— Да.
— Ну, заводи тогда.

Ника забросила удочки в кузов, после чего я ее впустил на пассажирское место и вставил ключ в замок зажигания.

— Машина проста до безобразия, — сказал дядя, — однако, и у нее есть свои хитрости. Ты можешь сколько угодно пытаться повернуть ключ в положение включения стартера — до тех пор, пока не сломаешь его. А ответ прост — стартер запускается с кнопки слева от руля.

Черная кнопка нашлась, но машину я пока не заводил, лишь взялся пальцами за ключ. Грузовиком давно не пользовались — стрелки манометра стояли на нулях. Непривычно, что панель приборов располагалась по центру кабины, хотя такой же трюк использовался на старом Nissan X-Trail. Еще более непривычным было то, что указатель температуры охлаждающей жидкости показывал число 110 при стоячей машине. Так же было и на «ГАЗ-51» — особенность конструкции.

— Она! Теперь еще пара нюансов. Гонки на нем устраивать не советую, потому что у него расход от пятидесяти до семидесяти пяти литров шестого бензоля на сотню. Расход, прямо-таки скажу, великоват, так что гонщик может остаться при пустом баке. Ну-ка, проверь, как там у нас. Ключ на один щелчок вправо.

Я повернул ключ. Стрелки на приборной панели ожили, датчик услужливо показал уровень топлива.

— Три четверти! — сказал я.

— Хватит, еще останется. Теперь! Если захочешь почувствовать себя крутым челябинским мужиком, то рычаг раздатки чуть позади от основной кочерги. Тут все просто — среднее положение — нейтраль, нижнее — понижающая передача, ну, а верхнее — это уже повышающая, на ней мы и ездим. С демультипликатором работают через нейтралку в основной коробке — это, надеюсь, знаешь. Схема включения передач — на панели приборов. Ничего сложного. Трогаемся мы обычно со второй, первая — это если в песке, на подъем или когда машина под грузом. Двигаться под гору с выключенным двигателем не рекомендую — если выпустишь весь воздух из системы, то чем же будешь тормозить? Да, и сейчас ресиверы пусты, так что пусть качается, не спеши.

Я согласно кивал, впитывая всю информацию, а потом начал обычный ритуал водителя. Сцепление, нейтраль, зажигание уже включено, кнопка стартера… Тот крутанул двигатель — зафыркал семилитровый карбюраторный «ЗИЛ-375Я4», а стрелка манометра начала путь к нормальному давлению в системе — шесть атмосфер. Пришлось немного подождать, пока заполнятся ресиверы. Своим бензиновым выхлопом «Урал» разбудил наумовских собак, которые тут же подняли громкий непрерывный лай.

— Все, наверное. Ах, да! На тормоза сильно не дави, если не хочешь поближе познакомиться с лобовым стеклом. Пневмогидравлические — они очень чувствительные. Так, телефон у тебя есть. Давайте, двигайте. Ни хвоста, ни чешуи!

— Ага, к черту! — ответили мы оба. Я захлопнул дверь, а сам поглядывал на подымающуюся стрелку манометра. Наконец, минуты через четыре давление в системе пришло в норму, я включил вторую передачу, отпустил ручник и поехал, не забыв посмотреть в зеркала. Машину несколько раз тряхнуло, на что я флегматично заметил: «В следующий раз надо дать больше газку», после чего выехал со двора и пошел выше по передачам. Часы показывали 9:20 утра, небо было голубым и ясным, и редкие перистые облака висели на нем.

Немного проехав по узким песчаным улицам окраины Наумовки, мы попали в ее центральную часть с добротным в некоторых местах асфальтом. Я держал спидометр, оптимистично проградуированный до сотни, в районе тридцати пяти-сорока километров в час. Честно говоря, было немножко страшновато, так как машина большая, неизученная, а вокруг все время появлялись то припаркованные автомобили, то еще какие-то препятствия. Помнится, на «Джетте» ехал около пятидесяти километров в час и чувствовал некоторый дискомфорт. Решения надо принимать с намного большей скоростью, чем в случае, когда ты трясешься в ГАЗоне на первой передаче и можешь проехать лишь три километра за час. А так как спешить нам в любом случае было некуда, поэтому я и держался своей скорости, иногда притормаживая перед выбоинами. Захочу — всегда можно заставить работать ускорительный насос.

— И как тебе машина? — спросил я Нику.

— Пожалуй, тут не хватает дерева и натуральной кожи, — ответила она.

— Насчет кожи ничего не скажу, но за деревом тебе надо в «КрАЗ 255Б». У него кабина деревянная с металлической обшивкой.

— Ну-ну. А ты как, освоился уже?

— Немного. Машина здоровенная, конечно, габариты пока не очень чувствую. Но уже нравится!

Закончилась Наумовка, оставив в трясущемся зеркале заднего вида электрическую подстанцию. Теперь нашими спутниками были столбы со струнами проводов, деревья, ярко-желтые рапсовые поля да белая местами затертая разделительная полоса. От Наумовки до трассы Е58 — километра четыре, это нам позже указал одометр, до этого уже намотавший свыше семидесяти тысяч километров.

— Ты не против — я музычку включу? — спросил я Нику.

— Сама хотела предложить. Что-то веселое. Тем более что на рыбалке ты будешь сидеть тихо — так что слушай сейчас.

— Ты ведь обучишь меня всем хитростям ловли? — спросил я, извлекая телефон из кармана.

— Насчет всех — не знаю, но что умею — расскажу.

Из другого кармана я вытащил портативные колонки и соединил их с телефоном, после чего начал рыться в плейлисте в поисках чего-то подходящего, одним глазом поглядывая на дорогу, прямую, как стрела. А попалась мне «Куда спешишь, куда торопишься, дорога…» в исполнении группы «Поезд куда-нибудь». Так мы и доехали до пересечения с трассой, где пропустили три автомобиля и повернули налево.

Трасса тоже впечатляла. Вообще, одно дело — созерцать дорогу из окна автобуса, а совсем другое — крутить баранку и гнать грузовик по этой же дороге. Слева — поле, справа зеленел соснами лесок. Четырехполосная трасса делилась посередине бордюром с газоном поверху. Белые линии блестели в свете солнца, а потрескавшийся местами асфальт, наверное, приятно шуршал под колесами — из-за громкого двигателя таких деталей не было слышно. Наконец лесополоса сменилась полями, и я сбавил скорость — впереди показался поворот на нашу грунтовку. Как только «Урал» коснулся ее резиновыми лапами, я сразу же начал интенсивно гасить скорость, потому что даже на скорости в тридцать километров в час трясло нас нещадно. Пришлось воткнуть вторую и ехать, выбирая путь.

— М-да, тут не помешала бы кабина на пневмоподушках, — проворчал я.

— Что? — не расслышала Ника сквозь скрежет грузовика.

— Ничего, мысли вслух, — я глянул в зеркало заднего вида и присвистнул — даже на такой низкой скорости мы подняли тучу пыли. А что было бы, пролети мы этот участок на пятой передаче? Пожалуй, видимость восстановилась бы только через полчаса, не меньше. — Машина крутая! — сказал я и еще немного сбросил скорость. — Смотри, Ник. Как нужно правильно рулить — многие совершают ошибку в этом, кажется, простом деле. Показываю, как это делается правильно. Если представить руль в виде циферблата часов, то руки мы держим на десяти и двух. Теперь — поворот на N оборотов. Скажем, влево, — я еще притормозил машину, — для этого начинаем вращать руль, понятное дело, влево. При этом, когда правая рука только-только доходит до левой, то левую мы переносим снова на точку «два» и ведем ее к «десяти». Повторить несколько раз, — сказал я и показал все на практике. — Теперь выравниваем автомобиль — все наоборот. Крутим вправо, в нужный момент переносим правую руку на «десять». Все. Именно такой способ рулежки обеспечивает максимальный контроль над автомобилем. А теперь — наиболее распространенные ошибки водителей. Первая, единственная и самая главная — неправильный хват рук. Скажем, если обе руки держат руль в районе двенадцати часов, то что? На поворот требуется множество лихорадочных подруливаний, энергия неэффективно расходуется, контроль над машиной теряется, — я проиллюстрировал свои слова примером. — Точно такой же механизм в случае, когда водитель держит руль снизу — невозможно вовремя повернуть колеса на нужный угол, особенно на скорости, когда тебе прямо в лоб летит груженый «КамАЗ». Особенно, если руль такой вот здоровенный, как на «Урале». Представь, что будет, если лоб в лоб воткнутся «КамАЗ» и «Урал»! Потому рулю надо уделять должное внимание. Еще одна распространенная ошибка — чаще всего я наблюдал ее у таксистов и маршрутчиков. При повороте они берут руль одной рукой за внутреннюю часть. Это, конечно, не смертельно, но вполне может привести к аварии, когда счет идет на секунды. — Со стороны мы выглядели как минимум странно. Медленно едущий зигзагами «Урал» вызвал бы подозрение у любого — но ничего, это обучение. Авось да пригодится. — И, конечно же, разрекламированный в фильмах способ держания руля одной рукой на двенадцати часах. Так можно ехать на кабриолете навстречу закату, но совершенно невозможно направить в нужную сторону «Шишку» — 66-й «ГАЗон», когда он застрянет в каком-то болоте.

— О, ты делишься своими секретами? Я учу тебя удить рыбу, а ты меня — водить машину? Здорово!

— А ты хотела бы прокатиться на той крошке? — спросил я. Хотя, откровенно говоря, в случае, если бы Ника приняла мое предложение, я бы очень неохотно вылез из-за руля, потому что уже успел прикипеть к этой машине. Все познается в сравнении. Я водил «Фольксваген». Потом сел в настоящий грузовик — «ГАЗ-52». Тут уж и габариты побольше, и двигатель совсем другой… А вот «Урал»… Ну, это совсем уже кайф! Сидишь высоко, дорога — как на ладони, под капотом чувствуется нешуточная мощь. Одним словом — «Джетта» после «Урала» — не то. Какая-то низкая, от дороги еле заметно. А вот «Урал», чья высота по кабине — два шестьсот — это уже Машина. Настоящая.

— Нет, — ответила Ника. — В конце концов, его доверили тебе, а не мне.

— Но почему бы тебе не попробовать? Хотя бы тронуться?

— А, может, чуть позже? Скажем, через недельку?

— Через недельку нам ключи могут и не обломиться. Но как хочешь — я предлагал.

Я снова взял разгон и совсем скоро перешел на третью передачу — благо, дорога чуть-чуть выровнялась. Пейзаж вокруг был совершенно прост — поля да поля, пока из-за очередного поворота не показались силуэты домов. Правда, ехать до них еще было — о-го-го. За это время поездки по грунтовке в плейлисте побывали и Цой, и «Лицей», и «ДДТ». Наконец, под финальные аккорды «Буги-вуги каждый день» в исполнении группы «Зоопарк» и скрип кабины мы въехали в Каменку, по виду и описаниям — вымирающую деревню, куда молодежь не приезжает, а остались лишь старики.

Все было так, как и говорил дядя Валера: запустение на улицах, разбитые дороги, покосившиеся электрические столбы. Имелась даже церковь вполне приличного вида. На даже на этом вполне благоприятном фоне резко выделялся действительно большой белый дом, очень аккуратный и ухоженный. Я подъехал к воротам, пару раз нажал напольную кнопку пневмосигнала ногой (и кто это придумал?), заглушил мотор и выпрыгнул из кабины. Ника последовала моему примеру.

В окне дома промелькнула тень, отворилась дверь и во двор вышел старичок, наверное, лет семидесяти с гаком. Небольшим таким, но все-таки гаком.

— Чего вам?

— Дядь Семен, я от Валеры Сергиенко из Наумовки. Он сказал швеллера забрать…

— Как же, знаю такого. А ты кто ему будешь?

— Да племянник я его, Сашей зовут.

— То-то я и думаю, что за пацаненок на Валеркином грузовике рассекает? Он свою машину никому никогда не давал. Ладно, помоги мне открыть ворота и закатывайся задом.

Мы с Никой открыли ворота, я развернул «Урал» на соседнем пустом участке и начал сдавать назад, предварительно попросив Нику указать мне, где остановиться. Ехал я по зеркалам, как настоящий профи, тем более что они тут были большие. Наверное, с «КамАЗа», потому что штатные семьдесят седьмые довольно-таки маленькие. Ника подняла руку вверх и я остановил грузовик. К двери подошел дед Семен.

— Рукавицы хоть есть?

— Думаю, да. Я видел ящик — наверняка с инструментами. А там должны быть и рукавицы.

Я автоматически поставил машину на стояночный тормоз, заглушил двигатель, включил первую передачу и выбрался из кабины.

Пока Ника о чем-то щебетала с дедом (сама коммуникабельность), я пошарил в ящике и нашел три пары слегка рваных брезентовых рукавиц. Взял две и пошел к деду Семену.

— Ага, нашел. Хорошо, пойдем, — и он повел нас по дорожке за дом. За домом оказался облезлый гараж, а еще дальше виднелся огород, утонувший в зелени деревьев. Как они, интересно, могут расти в местных песках? Ладно бы — чернозем. Очевидно, есть какие-то секреты.

— Вот тут, в гараже, —  сказал дед Семен и открыл ворота гаража. В пыльной темноте я сразу же детектировал кузов какого-то грузовичка, но спросить, что это за машина, постеснялся и решил вычислить ее марку сам. Однако дедуля этого мне сделать не дал, так как сразу выхватил у меня пару перчаток и приподнял один из двухметровых швеллеров. Мне оставалось сделать то же самое. Потащили мы его к машине, Ника пошла сбоку.

— Вам чем-то помочь?

— Да чем ты тут поможешь? У тебя же руки нежные, куда тебе металлопрокат таскать? — удивился я.

— Нормально все. Надо мышцы размять. Где рукавицы взять?

— Ох, какая же ты неугомонная! В ящике справа под кузовом.

Ника на крейсерской скорости побежала вперед.

— Это, дядь Сеня, моя подруга Ника.

— Вероника, что ль?

— Точно. Но она предпочитает, чтобы ее называли сокращенным именем. Как богиню победы.

— Ясненько. Оп, уже и принесли.

Мы оставили швеллер у машины, я стал открывать задний борт.

— Все хорошо у этой телеги, но погрузочная высота просто нечеловеческая. Точно не скажу, но метра полтора будет.

— Какое там «полтора»? По паспорту — тысяча шестьсот, — поправил меня дед. Я аж присвистнул: чуть ниже Ники. А рост у нее — тысяча шестьсот девяносто, как у Дженнифер Анистон. Да и я, в общем-то, не так уж далеко и ушел — если суммарно наберется метр семьдесят два, то будет здорово.

— Дядь Сень, вам не тяжело металл носить?

— Я, конечно, уже старая развалюха, но не до такой же степени! — возмутился старичок. — Еще вам, молодым, покажу! — и мы начали заталкивать швеллер в кузов. Тут как раз вернулась Ника и мы втроем снова пошли в гараж.

Далее все происходило по намеченному плану. Пришли, взяли швеллер и понесли его втроем. Подняли, забросили в кузов… И так несколько раз. Потом я залез в кузов, слегка упорядочил металл и снова принялся за работу. Наконец, после седьмого или девятого швеллера мы присели на дровах у гаража.

— Фух! — выдохнул деда. — Да, подутомило меня это дело… Стареем-с.

Я подумал, что настал наиболее благоприятный момент и спросил:

— Дядь Сень, а что это у вас за грузовик в гараже?

— Захарку увидел? Пойди поближе, посмотри.

Я сорвался с места и начал пробираться в гараж. Приходилось смотреть под ноги, чтобы ничего не зацепить и не упасть самому. Наконец я оказался перед острым рыльцем-решеткой грузовика. Две большие круглые фары, две маленьких (поворотники или габариты), красивый изгиб крыльев и нос, как у утюга. На нем — выштамповка «ЗиЛ». Я потрогал холодный металл грузовика, начал пробираться назад и едва не столкнулся нос к носу с Никой. Она, как оказалось, хвостом увязалась за мной. Мы вышли и снова сели на теплые дрова.

— Ну что, узнал? — спросил меня дед Семен, раскуривая трубку.

— «ЗиЛ» какой-то. Гм, «Захар»? Нет, не знаю.

— Эх, ты! «ЗиЛ-164» это!

— Стоп, у него еще был шестиколесный полноприводный брат 157?

— Ну, — расцвел в улыбке старик.

— А он у вас ездит?

— Да чего же ему не ездить? Бензина залей — он и поедет. Машина такая, что… Не знаю как тебя, но меня точно переживет!

— Да ладно вам, дядь Сень, вы молодой еще, — сказала Ника.

— Я-то, конечно, молодой, да машины тогда как строили? А так строили, что они вечными были при правильном уходе. Это сейчас перегрузил машину на тонну — все, сломалась. Попал под дождь — заржавела. Нет, не такими Захары были! Так что он еще лет пятьдесят колесить сможет — если, конечно, ухаживать за ним, — дед втянул в себя дым. — По хорошей дороге пять тонн тянул, не напрягаясь!

— А моторяга у него какой? — спросил я.

— Карбюратор, 97 лошадок заменял. Рядный шестицилиндровый, объем — пять с половинкой.

— Понятно. Прогрессивная машина. Сколько ему лет?

— Дай-ка сосчитать… Так-так… Сорок восемь!

— И в рабочем состоянии? Фантастика!

— В Советском Союзе машины умели делать. Даст Бог, еще столько же пробегает, ничего ему не будет. Сашк, а у тебя права есть?

— Куда мне? Еще шестнадцать лет.

— Ай-ай-ай! А как же тебя Валерка за руль посадил?

— Да я Правила знаю, а дядя сказал, что тут милиционов отродясь не было.

— Что верно, то верно. А хочешь — приходи ко мне с канистрой-другой бензина — покатаешься по округе?

— Правда? — спросил я.

— А чего нет? Машине тоже поездить надо, чтоб масло не застаивалось. Я на нем теперь уже редко езжу — глаза уж не те, да и не надо мне. А ты прокатишься, если хочешь.

— Ой, дядь Сень, спасибо! Давайте, может, чуть позже? А то у нас сегодня весь день распланирован, да и сливать бензин с нашего…

— Позже так позже, — пожал плечами старик. — Я почти всегда дома — приходите. Ну что, отдохнули? Пошли дальше.

Мы снова все втроем пошли в гараж и снова начали носить швеллера, потом трубы, потом какие-то непонятные уголки длиной в метр-полтора, а закончили все неприлично длинными досками никак не меньше трех метров.

— Дядь Семен, вы не знаете, зачем дяде Валере это все?

— Я уж и не упомню. Уголки — это он теплицу строить собирался. А остальное… Он мне говорил, да я уж запамятовал. Ну, все. Что надо было — отдал.

Я еще раз залез в кузов, подвинул пару уголков и закрыл борт. Мы сложили рукавицы в ящик и приготовились ехать.

— Дождь будет, — уверенно сказал дед Сеня.

— С чего вы взяли? Небо же чистое на двести километров! — ответил я.

— Эх, поживете с мое — узнаете. Все вам в Каменке скажут — если у деда Семена пальцы чешутся — к дождю это. А сейчас у меня там будто бы муравьи наползли.

— Понятно, — сказал я и поднялся в кабину.

— Все, насчет машины договорились, — сказал старик и заулыбался. — Валерке привет!

— Непременно, — ответил я, — до свидания, дядь Сень!

Двигатель почему-то завелся со второго раза. Мы выехали со двора.

— Дядь Семен! — крикнул я. — А как отсюда к реке проехать?

— Сейчас направо, на грунтовку выедешь. Потом — прямо и еще раз прямо. Увидишь развилку — бери влево. Все. Вообще, тут река по прямой, в любом случае выедешь.

— Спасибо! — крикнул я и тронулся с места.

Мы покинули Каменку по разъезженной грунтовке. Дорога снова запетляла между полями, небо все так же оставалось чистым. Иногда приходилось неплохо притормаживать и переходить на более низкие передачи, так как дорога была достаточно разбитой. Но в целом большую часть времени мы ехали на третьей передаче и беседовали о всяких разностях. На этот раз Ника взяла нить разговора и повела рассказ о том, как она попала в мир волейбола (о, да, она рвет всех на тряпки на различных соревнованиях — сам видел). Я изредка кивал, следя за ухудшающейся с каждым километром дорогой, которая проходила между рядами полей. Развилка, о которой говорил дед Семен, выскочила на нас уже почти из самого поля. Я свернул влево и оказался на колее, изрядно поросшей травой. Еще пара недель — и ее совсем не будет заметно. Ехали мы, наверное, минут пятнадцать-двадцать, пока впереди не заблестела река. Я пропустил машину через пустырь, поросший чахлыми кустиками и маленькими деревцами, и мы оказались на берегу, метрах в десяти от воды.

— Приехали: Днепр, — отчитался я. — Или один из притоков — надо по карте смотреть.

— Выгружаемся, — сказала Ника и захватила оба наших рюкзака. Пока я осматривал местность, подруга успела вернуться с полным набором хабара — две удочки, два рюкзака.

— Эй, я одна должна таскать это барахло?

— Извини. Природа очаровала, — ответил я и взял свой рюкзак с удочкой. Вот так вот мы и расположились на берегу. Покрывало, чтобы сидеть на нем, еда, вода…

— Есть хочешь? — поинтересовалась Ника. — Я, например, нет.

— Я тоже. Удить сразу будем?

— Давай так. Хотя, нет, подожди. Тебе нужен аватар для социальной сети?

— Для какой?

— Да для любой, их развелось сейчас! Залезай на подножку, будешь «лайки» собирать.

Я немного подумал. Да, старый аватар-грузовик «МАЗ-500» можно бы и сменить. Я вручил Нике свой телефон, несмотря на то, что она достала свой цифровик. Пусть качество снимков у него выше, но я предпочитаю, чтобы были фотографии и с моего аппарата.

Дальше мне пришлось стоять на подножке, прикладывая руку к глазам, как богатырю с картины Васнецова; залезать на бампер и что-то рассматривать под капотом; сидеть за рулем, выставив левую руку в окно… Короче говоря, хватило бы на три социальных сети любого масштаба. Правда, пока цифровик делал семь фотографий, телефон все сохранял одну. Он у меня в этом плане неторопливый — двенадцать секунд при самом лучшем качестве в два мегапикселя.

Потом аналогичным образом засняли Нику: за рулем, у заднего борта, чуть ли не в обнимку с запаской, оперевшись на правое крыло и устремив взгляд вдаль, крепко ухватившись за решетку радиатора… Потом было еще несколько коллективных фотографий, среди которых стоит отметить ту, где мы оба стоим на переднем бампере, обняв друг друга. Сложнее всего было не упасть оттуда. Закончив сессию фотографиями реки и видеозаписью местности, мы решили, что пора бы и начать то, ради чего мы приехали.

Мы уселись в тени дерева где камышей было поменьше, и Ника начала подготавливать свою удочку к работе. Пели птицы, светило солнце, и воздух был так свеж… Хотелось писать стихи или что-то в этом роде.

— Итак, мы ловим карася, — начала Ника «академическим» голосом. — Карась — рыба переборчивая и капризная, он клюет, когда хочет. Но если человек «с руками» — то клюнет. Теперь берем червя из баночки…

— Ты и это взяла?

— Ясное дело. Не перебивай, а то поток красноречия иссякнет. Значит, берем червя и цепляем его на крючок. Вот так.

Я попытался, но не смог — он какой-то мерзкий, скользкий, шевелится и вообще… Как это так — живого червяка протыкать крючком?!

— Не могу.

— Ой, горе ты мое! — Ника отобрала у меня удочку и сама нацепила червя на крючок. — Вот, держи. Теперь забрасываешь — аккуратно и точно, — моя подруга легко забросила снасть чуть ли не на середину водоема. Я повторил ее маневр — с меньшим успехом, конечно, но кое-как получилось.

— А теперь сиди молча и наблюдай за поплавком.

Я поудобнее уселся и уставился на оранжевый поплавок. Прошло совсем немного времени, как Ника легко вытащила первого карася и забросила его в приготовленную пластиковую банку. У меня же было пусто.

— Эй, может, потом сходим в лес? Тут недалеко. Подышим воздухом…

— Сань, сиди молча! — шикнула на меня подруга. Глаза ее горели азартом. Потом она опомнилась и сказала намного более спокойно: — Конечно, сходим. Вот наловим немного и сделаем перерыв.

Я снова принялся наблюдать за поплавком. Наконец, он начал слегка двигаться.

— Ни…

— Тяни, тяни!

Я начал тянуть, но рыбина оказывала сопротивление.

— Катушку крути!

Пришлось мне крутить катушку. Но потом движение поплавка прекратилось, леска снова ослабла.

— Эх, сорвалась! — прокомментировала Ника. — Большая была! Ладно, вытаскивай. Наживку она явно съела.

Я потащил всю систему назад.

— Ну, хоть хлеба ты не боишься? — спросила Ника с иронией в голосе.

— Нет, хлеб вполне мирный.

— Тогда вот тебе мякиш черного. Скатай небольшой шарик и надень на крючок. Попробуем, как тут обстоит дело с хлебом…

— Не знал, что ты так сильно любишь рыбалку. Слышал, конечно, но не подозревал, что так сильно.

— Когда есть речка и время — почему бы не поудить рыбки? Сами ее есть не будем: мне не нравится, а ты — ну, разве что очень захочется. Зато котам и прочим мелким хищникам угощение будет вполне подходящее.

Скатал я шарик, «зарядил» крючок и закинул леску. Просидел недолго — поплавок снова начал дергаться, я уже без Никиных советов начал плавно подтягивать добычу к себе (а, надо сказать, сопротивлялась она на порядок слабее, чем первая рыбина). Кажется, я уже понял, насколько азартное это дело. И вот, наконец, над поверхностью воды показалась серебристая рыбка.

— Маленький, — констатировала Ника. — Отпускать не будем, но я видала и побольше.

Я, совершенно удивленный и обескураженный, снял трепыхающуюся рыбу с крючка и выпустил ее в банку.

Следующие пару часов мы так и сидели, насаживая червей на крючки (я уже научился это делать, хотя каждый раз строил кислую мину). У меня в общей сложности оказалось четыре карася, Ника выловила девять. Но потом она сказала, что это занятие типа спорта, поэтому не стоит ставить рекордов.

Главное — мы на природе, дышим чистым воздухом и отдыхаем ментально. Я согласился с ней и предложил поесть, так как от такого количества адреналина, впрыснутого в кровь (две последних рыбы сорвались с моего крючка в воздухе), у меня разыгрался аппетит. Ника оставила свое занятие и присоединилась к трапезе. В итоге мы уничтожили две банки скумбрии и отвалились на покрывало совершенно счастливыми и умиротворенными.

— Люблю я эту часть Херсонской области, — рассуждала Ника. — Ни машин тебе, ни людей…

— Верно. А еще нет шумного, жаркого и душного города, а есть одна природа.

— Хорошо, — заключила подруга и потянулась.

— Хорошо, — согласился я. — Когда в лес пойдем?

— Ой, ну какой ты быстрый! Дай хоть отдохнуть от обеда! Совсем двигаться не могу.

— Ладно, валяйся, — смилостивился я и начал смотреть на медленно текущую реку, которая, наверное, точно так же несла свои блестящие на солнце воды во времена, когда земля тряслась под тяжелыми немецкими сапогами. Не знаю, сколько я так пролежал — река, кажется, гипнотизировала. На небе откуда-то появились белые облака, двигавшиеся в нашу сторону и отражавшиеся в воде. Херсонщина всегда славилась необыкновенной красотой облаков из-за обилия воды в реках и двух морях. Очнулся я от толчка в плечо.

— Ну что? Лес?

— Лес, — ответил я и начал собираться.

Мы собрали свои рюкзаки, а я поработал над «противоугонкой» для машины. Снял клеммы с аккумулятора, вывернул все свечи из мотора и забрал их с собой. Я еще хотел что-то сделать с бензонасосом, но потом подумал, что вряд ли угонщики носят с собой восемь свечей зажигания типа А-13Б и я уже и так предпринял все, что возможно. Поэтому просто закрыл замки машины и доложил Нике, что я готов. Она ответила, что так же готова. И мы пошли в близлежащий лесок.

Было здорово. Действительно здорово. Утоптанная тропа повела нас между высокими соснами, еле слышно журчала река, нос сразу почувствовал особый запах хвои. Но не той хвои, что одно дерево на Новый Год, а запах множества деревьев — и у каждого свои тона и полутона. Деревья росли по-армейски ровными рядами — когда-то давно Никита Сергеевич Хрущев так озеленил дельту Днепра. Верхушки высоких, метров по четырнадцать, сосен раскачивались от ветра и создавали шум, чем-то похожий на проходящий мимо поезд. В лесу на песке были следы автомобилей — я подумал, что можно было и на «Урале» поехать, места хватало. С разворотом были бы проблемы — но на то я и учился в комбинате (старое название ЦТПиПОМа, «Учебно-производственный комбинат»). Нике эту глупость говорить не стал — пожалуй, тут бы грузовик только все испортил. В лес — на внедорожнике! Очень хороший отдых.

Сначала под ногами лишь тихо шуршала ржавая прошлогодняя хвоя, кое-где опавшая на песок, да изредка трещали маленькие сухие шишки. Потом хвои стало в разы больше, а опавшие высохшие ветки, ломаясь, грохотали при каждом шаге. В качестве сувениров мы насобирали прошлогодних сосновых шишек, какие выглядели поприличнее, и упороли добрых триста мегабайт на фотографии. Карточка была «восьмеркой», так что гуляли мы на славу! А когда устали бродить, то просто сели на траву под кустом неизвестной принадлежности и стали слушать пение птиц. Два раза на наших глазах по сосне пробежала до неприличия рыжая белка. Так мы посидели, поговорили о том и о сем, пока не решили, что пора бы вернуться к машине и продолжить рыбную ловлю.

Из леса мы выбрались без приключений, хотя и не очень хотели покидать этот зеленый островок тишины. Вот если бы речка была «интегрирована» в лес… Тропинка вывела нас прямиком к светло-голубому «Уралу», все так же ожидавшему нас в тени дерева. Я вытряс на землю свечи из рюкзака, Ника забрала его у меня, после чего начала снова расстилать покрывало, доставать удочки из-под машины и банку с рыбой из мелководья. Я за это время ввинтил свечи на место и накинул клеммы на аккумулятор, после чего сделал пробный пуск двигателя. Да куда он денется? Заработал, как часы. Правда, Ника сразу же начала на меня шипеть, что я ей всю рыбу распугаю «этим чудовищем», но ведь это же мелочи. Я снова закрыл машину и присоединился к ней.

Прямо скажем: везет не всем и не всегда. Клевать совершенно перестало у обоих. И вдруг я сказал неожиданно даже для себя:

— Хочу научиться плести косы.

Ника с удивлением посмотрела на меня, даже удочку в сторону отложила.
— А ты не умеешь?

— В младших классах на уроках художественного труда эту тему я проволынил, сдав просто кое-как скатанные нитки.
— Ну, что же? От чего бы и не помочь. Слушай меня внимательно, очень внимательно, — процитировала подруга старое видео и расправила волосы. Обычно Ника не очень долго думает над своей прической и носит либо хвост, либо две короткие косы. Но в тот день она выбрала наиболее простой из всех вариантов: длинные распущенные волосы до середины спины. За весь день она раз двести поправила свою незамысловатую прическу, так как одна из прядей постоянно свешивалась у нее перед глазами. — Для начала ты делишь все волосы на три одинаковых пряди. Примерно отсюда, — она указала место на голове и я стал выполнять инструкции. — Получилось? Теперь ты по очереди переплетаешь крайние пряди со средней, чередуясь.

Я попробовал, но тут же запутался.

— Еще раз — правую накладываешь на центральную, и она сама становится центральной. Теперь крайнюю левую — на ту, что была правой изначально, но теперь она — центр. И снова правую. Понял?

На этот раз вышло лучше, и принцип я уже понял.
— Да не бойся ты, сильнее тяни, чтобы плотнее ложилось. В этом нет ничего злого, оно лишь поначалу пугает. Потом, сплетя ее, ты почувствуешь радость, и в дальнейшем все в твоей жизни будет хорошо!

В моих еще неуверенных руках вольно струилась медь Никиных волос. Сама она, не делая резких движений, взяла свою удочку и снова вглядывалась в гладь реки.

— Готово, мастер! Все четыре запорол!

— Как четыре? Я же тебе только три давал, — Ника этот  анекдот, по всей видимости, знала.

— Так я и образец запорол!

Мы дружно рассмеялись, а Ника передала мне резинку для волос. Я зафиксировал свою работу где-то на уровне восемнадцатого позвонка и придирчиво осмотрел ее.

— Пара артефактов есть, конечно же. Вот тут, например, как-то криво получилось.

— Для начала — хорошо, — сказала подруга, осмотрев косу. — Еще пару раз — и будешь все на автомате делать, а там и перейдешь к чему-то более сложному.

Как-то совершенно незаметно за день мы оприходовали бутылку с водой, поэтому я, по возможности вылив остатки жидкости, увлекся новой идеей. Для начала снял с незаметных самодельных креплений (но так как за месяц я обследовал всю машину, то о «схроне» знал) под кузовом лопатку. Потом достал из рюкзака блокнот и ручку. Я всегда ношу это с собой, на всякий случай. Мало ли, вдруг какая-то хорошая идея в голову придет, а записать будет не на чем.
Ника экспроприировала мою удочку и закрепила ее на деревянной рогатине, выломанной из какого-то дерева.

Я взял ручку и начал писать, периодически останавливаясь, чтобы обдумать ту или иную фразу. Наконец, когда все было записано, я показал листок подруге.

— Так, что это? «Привет, новое поколение. Пишут тебе Саня и Ника из далекого (или не очень) 2010 года. В данное время у нас есть глобальные проблемы: перенаселение, загрязнение вод и воздуха, парниковый эффект и куча озоновых дыр». Как трогательно! «Я написал это, чтобы вы не гадали, а что же было ТОГДА, а услышали, так сказать, из первых уст. Ждем Апокалипсиса-2012. Если вы прочитали это сообщение, то, значит, Апокалипсис был наобманом. Хотелось бы сказать — Виктор Цой жив! 30.06.10». И что ты будешь делать с этим?

— Затолкаю в бутылку. По слухам, пластик разлагается 100-200 лет.

— А я слышала — пару тысячелетий.

— Может, и так. Главное — если кто-то когда-то будет тут копать и наткнется на нашу бутылочку…

— То будет точно знать, что творилось на планете в 2010 году. Здорово! Капсула времени!

— Она самая, — ответил я.

— Клюет, клюет! — крикнула Ника и убежала к своим удочкам.

Я еще пару раз тряхнул бутылку, затолкал в нее свернутый листок и плотно закрутил крышку.

— Ты пролежишь здесь тысячу лет, — прошептал я бутылке и взял лопату в руки. — Ника, как успехи?

— Поймала, — ответила подруга, улыбаясь до ушей. — Посмотри, какой здоровенный!

И вправду, рыба была намного больше той, что была у нас в банке.

Я выбрал подходящее местечко — в трех метрах от одинокой сосны — и начал копать. Лопата была укороченной, поэтому копать было не так удобно, как нормальной, «человеческой». Однако, углубившись в землю сантиметров на двадцать-двадцать пять, я услышал звон металла. Но это еще ничего не значило. Клады на такую глубину будет закапывать только идиот. Скорее всего — следы пребывания предыдущих туристов. Какие-то консервные банки или что-то типа этого. Но любопытство все же взяло верх, и я еще пару раз постучал. Да, металл. Разгребать землю руками желания не было никакого (мало ли, что там закопано), поэтому пришлось поработать лопаткой. Каково же было мое удивление, когда я начал примечать знакомые формы!

— Офигеть не встать! Ника, смотри, что я накопал!

Ника повернулась ко мне, а я извлек из земли ржавый немецкий автомат «MP40». Даже с магазином.

— Ого! Сбылась твоя мечта — оружие на халяву!

Я покрутил в руках автомат и вспомнил рассказ отца о том, как он копал траншею под телефонный кабель и нашел минометную мину. История достаточно смешная.

Копал он траншею, и тут выгреб из глины нечто продолговатое. Как оказалось – мину. Со стабилизаторами и всеми остальными делами. Стоит мой отец с ней в руках, стоит и думает: «А какого же этого самого я стою с ней?! Она же натого… навзорваться может!» Аккуратно положил на землю и пошел к соседям, чтобы позвонить военным или куда там. Сосед был слегка накачан прозрачным (но не водой), потому сказал: «Фигня! Ее надо затолкать в ведро с опилками». Вызвали, значит, соответствующие службы, сосед мину в ведро заложил и ушел. Приехали военные. — «Где?» — «В ведре». — «Какой дурак ее туда затолкал?» — «Сосед». Далее, как всегда у военных, была нецензурщина, смысл которой: «Я же не знаю, где тут в опилках у нее взрыватель, как она тут повернута. Зови этого дурака сюда — как затолкал, так пусть и достает!»

Позвали соседа, он извлек мину. Короче, все обошлось.

Поэтому я решил не рисковать и положил автомат в кузов, да еще и придавил швеллером, чтобы ствол смотрел в борт. Надо было отсоединить магазин, да оно же все заржавевшее… Вообще, я помнил, что «подарки войны» нужно класть на место, но ведь это же настоящий немецкий автомат! Нет, мину бы я сразу отложил на место и уехал бы километра на два от нее. Но стрелковое оружие! Нет, никогда! Я закопал нашу бутылочку и спрятал лопату.

— Как думаешь, сколько он весит? — спросил я Нику.

— Кто его знает? Грамм пятьсот-шестьсот.

— Да нет, я не про рыбу, я про автомат! Килограммов пять будет.

— Думаю, да. Немцы свое оружие качественным делали, металла много. Я дома его посмотрю, можно? Сейчас ништяк пошел, рыбу жду.

Я решил присоединиться к Нике, раз уж «ништяк». И правда, скоро мы начали таскать рыбу одну за другой. Черви быстро закончились, пришлось ловить на хлеб. У меня уже начал появляться какой-никакой опыт рыбной ловли. Однако на хлеб рыба стала ловиться менее интенсивно, и скоро опять наступила тишина. Ника пару раз зевнула и развалилась на покрывале.

— Я полежу минут пятнадцать? Воздух так расслабляет — может, и вздремну.

— Конечно. Я пока постараюсь догнать тебя по рыбе.

— Ой, глянь, какое облако интересное!

Среди объемистых белых кучевых облаков затесалось одно темное, по форме похожее на Британские острова. Солнце теперь то скрывалось, то снова показывалось. Я посмотрел на то, как у меня ловится рыба (то есть — никак) и сам лег рядом с Никой. Просто закрыл глаза и слушал реку, лес, птиц. Как отключился — не заметил.

«Гибернация» закончилась от того, что Ника растолкала меня и показала на небо.

— Апокалипсис надвигается! Давай собираться!

Я не сразу понял, чего она от меня требовала, но как только взглянул вверх — все стало на свои места. Тяжелые темно-серые тучи стремительно давили пухлые подушки кучевых облаков. Дождь явно намечался нешуточный — дед Семен, похоже, был прав. Пока мы собирали удочки, складывали покрывало и загружали рюкзаки, на землю упали первые крупные холодные капли. Наконец, все было сложено и мы уселись в кабину. Я уже выжимал сцепление, когда вспомнил кое о чем важном:

— Эм-м… Никуша, я тут вспомнил, что хотел посмотреть заднее правое колесо. Мне кажется, оно подспущено.

— Дома посмотришь! Мы что, не доедем на таком, как есть?

— Ладно, поставим вопрос иначе. Мне нужно слить лимонад.

— А-а, вот оно что, — протянула Ника. — Иди, но только быстро.

Я спрыгнул с порога и побежал в кусты. Слив лимонад, тот-самый-лимонад, я сполоснул руки в реке. Не в моих правилах лить жидкости из бачка, а потом этими же руками хватать руль чужого автомобиля.

Вернувшись в машину, я обнаружил наши рюкзаки брошенными на пол, Ника держала банку с наловленной рыбой и зажимала коленями удочки. Дождь за это время начал стремительно набирать обороты.

— Сейчас бы музыку хорошую, — сказал я. — Ничего, включим.

Ключ на старт, сцепление, нейтральная, стартер… И все. Дальше алгоритм прервался, так как машина наотрез отказалась заводиться. Сначала я подумал, что недостаточно долго держал стартер. Попробовал еще раз. Секунды три-четыре он проворачивал коленчатый вал (как-то без особого энтузиазма), но ничего не произошло. Я попытался вспомнить, чему же нас учили в ЦТПиПОМе на уроках автодела. Так. Кран на топливопроводе? Должен быть открыт, я его не закрывал. Отсутствие топлива в поплавковой камере? Или его просто мало? Может, свечи залило бензином. Или проблема все же в стартере — межвитковое замыкание, зависание щеток, износ коллектора? Черт, как много надо знать и помнить! А, может, это из-за того, что кто-то выкручивал свечи? Хотя нет, работал же — я специально сразу проверил!

Пока я думал, дождь только усилился и наполнил кабину стуком капель по металлу. Я решил еще раз попробовать пустить двигатель и лишь потом ковыряться под капотом. Немного прижав педаль газа, как учили в нашем Центре Профессиональной Ориентации, снова попробовал, однако и эта последняя попытка ни к чему не привела.

— Хьюстон, у нас проблемы? — скорее констатировала факт, чем спросила  Ника.

— Совсем небольшие. Ладно, мы так только аккумулятор посадим — пойду на улицу. А ты мне поможешь.

— Чем?

— Смотри. Вот ключ в замке зажигания. Сейчас все выключено. Когда я постучу в капот два раза — поворачиваешь ключ до упора и жмешь на вот эту  кнопку. Держишь пару секунд, после чего отпускаешь. Если заведется — то я тут же прибегу. Если нет — ставь ключ в начальное положение и жди, пока я снова не постучу. Сделаем так пару раз. Больше нельзя —наверное, тут и так  дохленький аккумулятор.

— Поняла. Иди, не беспокойся.

Я вылез из уютной (во, тесная железная кабина со слабой шумоизоляцией в дождь стала уютной) кабины и пошел открывать капот. Залез на бампер, открыл две защелки, и передо мной показались темные силуэты двигателя и его агрегатов. Вот воздухофильтр, похожий на свернувшегося клубком черного кота. Того и гляди, замурлычет.

Думать пришлось быстро, потому что холодный дождь с ветром хлестали по спине, а очки мгновенно потеряли прозрачность. Хорошо еще, что крышка капота хоть слегка да прикрывала меня от дождя — иначе совсем бы было худо.
Ну, что тут делать? Я не автомеханик, мотор прямо сейчас разбирать не собираюсь. Для начала подкачал топлива в карбюратор с помощью рычага для ручной подкачки топлива на бензонасосе. Постучал два раза в металл капота. Практически моментально подо мной все затряслось и завибрировало. Большой машине — большой стартер. Чувствовалось, что вот-вот мотор заработает, но… То ли оборотов не хватало, то ли еще что-то. Стартер остановился. Как говорится, электроника — наука о контактах. Поэтому я попинал трамблер, провода высокого напряжения, да и вообще все провода, какие видел на своем пути. Ну, что еще можно сделать? Топливо есть, искра… А вот неизвестно, есть ли искра. Снял центральный провод трамблера, приблизил его с небольшим зазором к блоку цилиндров и снова постучал Нике. Затряслась вся машина, голубая искра тут же проскочила на металл блока цилиндров. Значит, не в катушке дело. «Дело было не в бобине…», как гласит старая шоферская пословица. Я вставил провод на место, в задумчивости почесал подбородок и в последний раз постучал в капот. Но долгожданного бензинового выхлопа мы так и не услышали — пришлось возвращаться в кабину ни с чем. Вымок, как собака.

— Я все делала правильно? — первым делом спросила меня Ника.

— Абсолютно, детка. Спасибо тебе. Ты — хороший ассистент.

— В чем проблема?

— Гм, не знаю. Топливо есть, искра есть, стартер крутит.

— Воздух?

— И воздух есть, фильтр не забит. Ну, ведь работала же машина! Я ведь запускал ее!

— Не нервничай, все нормально. Ой, ты руку поранил!

Я посмотрел — да, действительно, левая ладонь оказалась в крови. Несильно, но зацепился. А ведь и не заметил! Хотя сейчас, когда Ника сказала, руку начало противно пощипывать.

— Давай я перевяжу, — сказала Ника, полезла в карман и достала носовой платок. — Чистый, чистый. Ну-ка, обмой под дождем.

Я выставил руку из открытого окна.

— Давай, смывай ее! У тебя еще одна рука есть, помоги себе сам!
Вот и дождь пригодился. Похоже, что это еще только начало и самый сильный ливень еще впереди.

— Теперь подними руку вверх и помотай ей. Быстрыми вращательными движениями…

— Меня учили, что в такой ситуации надо дать крови течь. Она сама вымоет весь хлам из раны.

— Скажи это человеку с гемофилией — он тебя отпинает, — ответила Ника и замотала мне руку платком. — Все, посиди спокойно, не дергайся.

— Эй, нам ехать надо! Если не сейчас, то вообще не уедем. Песок размокнет, и мы будем тут стоять, пока все не просохнет. Не забывай, у этой машины ведут только четыре задних колеса!

— И что же? Как ты собираешься завести ее?

— Пока не знаю. Сейчас еще на батарею посмотрю! — пришлось вылезать на улицу, так как кабина была типичной для совковых грузовиков — тесной, не повернуться, а батарея располагалась под сиденьем водителя. Ника подала мне тряпку из бардачка, я протер клеммы и выводы аккумулятора от возможных окислов. Установив все на место, снова сел и попробовал завести грузовик. Стартер крутился все медленнее, у меня появилось тяжелое и холодное ощущение того, что аккумулятор запорол именно я. Сразу как-то вспомнилось далекое детство и отцовский ГАЗ-52. Совершенно не в тему вспомнился выключатель массы за пассажирским местом. Вспомнилось, что при стоянке батарею отключают и…

— Мы попали, да? — прервала мои размышления Ника, проведя пальцем по круглому окошку амперметра, легкая алюминиевая стрелка которого хищно нацелила свой острый конец влево, на меня, то есть — в «минуса». Я выключил зажигание — стрелка встала посередине черной шкалы, на нуле. Все-таки стартер не виноват — его просто «не кормят».

— Более чем. Погоди, дай подумать, дай подумать… Есть! Факт, придумал, — улыбнулся я, а потом снова стал серьезным. — Совсем другое дело — а есть ли она тут?

— Кто?

— Угадай, что у хорошего водителя ржавеет, а у плохого — блестит?

— Не знаю.

— Ответ: у хорошего водителя все блестит, как у кота… В общем, все блестит, как хромированное.

— Так что ты там задумал? Что искал?

— Пусковую рукоятку. В народе — «корба», «кривой стартер» или «шморгалка». Хотя «шморгалка» — это не совсем то, это больше про тракторы. С ней можно попытаться завести двигатель. Возможно, неполадка в самом стартере или в бендиксе, но глядя на амперметр, я все же склонен думать, что сел аккум. Ладно, я пойду, поищу корбу.

Я снова вылез под дождь. Немного подумав, снял очки и передал их Нике — толку от них сейчас немного. Еще меньше, чем от кнопки включения стартера в данном случае.

В ящике под кузовом ничего кривого с двумя коленами не обнаружилось. Точно так же ситуация обстояла со вторым ящиком. В отчаянии я начал смотреть в задний торец машины, прямо под кузов — но ничего так и не нашел. Пришлось возвращаться в кабину — вымок весь (вторично), джинсы прилипли к ногам, от футболки шел холод.

— Нет, ну ты можешь себе представить такой облом?! Лопата есть, а кривого нет!

— А он совсем кривой?

— Достаточно. Два колена. Насчет длины сказать ничего не могу.

— А то я вот тут, за сиденьями, нашла что-то, — сказала Ника со своей полуулыбкой и подала мне самую настоящую корбу.

— Как ты ее отрыла?

— Да сразу как-то заметила, а потом и забыла вовсе.

— Ну, спасибо тебе! Наша последняя надежда — вот эта вот железяка!

— Подожди, а если твоему дяде Валере позвонить?

— И что он сделает? Вытянет нас «Дачией»? Нет. Кстати, тут телефон и не берет. Возьми его пока себе, чтобы не намок.

Ника приняла мою Нокию, а я пошел наружу, в серость дождя.

Ну, вставил я «дрыгалку» в отверстие над бампером. Встал справа, ручку повернул примерно на четыре часа (если опять применять циферблат). Для начала сделал пару плавных оборотов — разогнать масло. Да, крутить восьмицилиндровый Зиловский движок — это не кассету карандашом перематывать. Потом снова установил корбу на четыре часа, взял ее снизу правой рукой и рывком поднял вверх. Нет, ничего не заработало. Я попробовал еще раз. И еще. Двигатель все так же молчал. И тут я догадался: Вася — это не имя, это диагноз, как говорил мой знакомый. Зажигание, ети его! Зажигание выключено, а я тут рукоятку кручу! Приоткрыв дверь, я крикнул Нике «Ключ до упора!» Она ответила, что все готово. Я вернулся к корбе, чуть не упал на мокрый песок, запутавшись в ногах, и снова рванул рукоятку. Опять нет. Тогда я сосредоточился, выругался пару раз, да покрепче, и еще раз рывком прошел путь от четырех до двенадцати часов. О, да! Мотор исправно заработал! Я вытащил пусковую рукоятку из морды автомобиля и ринулся в кабину.

— Победа!

— Мой ты механик, — с нежностью в голосе сказала Ника. — А теперь — проваливаем отсюда!

Ее мысли я полностью разделял, поэтому без лишних рассуждений о смысле жизни поехал. Однако почти сразу же мне пришлось остановить машину и оставить ее работать на холостом ходу, так как мы забыли самое главное — фары и стеклоочистители. Включатель фар нашли сразу по табличке под ним. Выдвинув его на себя до отказа, я включил ближний свет и задние фонари. Панель приборов осветилась желтым светом. Со стеклоочистителями дело оказалось несколько более сложным, однако и с ними мы справились. С жутким скулящим звуком они начали смахивать воду со стекол. Пневматические — никогда еще не видел таких.

Наконец, мы поехали. Я предложил Нике заняться фотоотчетом, что она и стала делать, безостановочно щелкая «Панасоником».

Колею, по которой мы приехали на речку, найти было просто невозможно — все размыло, да и дождь шел плотной стеной. Зато я заметил другую дорогу,   грунтовку, ведущую  от нашего бережка, и, посовещавшись с Никой, мы пришли к выводу, что если поедем в этом направлении, то выедем на трассу. А по трассе уже и домой попадем. Время добраться до темноты еще было, всего-то 17:20. Поэтому поехали мы по мокрому песку на второй передаче и небольших оборотах — «внатяг», как говорится. Скоро песчаная дорога стала тверже — похоже, глина или просто неплохо укатанная земля. Нет, глины на Херсонщине почти нет — это больше к родной Запорожской области относится.

Дорогу особо выбирать не приходилось — передо мной было лишь направление. Машина вся содрогалась, когда влетала в какую-то подводную яму. Хорошо все-таки, что «Урал» такой большой. Клиренс при полной загрузке — 400 миллиметров, а этого более чем достаточно. Так что бездорожье нас не очень пугало. Во всяком случае — на первый взгляд.

Тем временем дождь все усиливался, хотя, казалось бы, куда уж больше? С одной стороны, лучше бы ехать медленно — будет меньше трясти. А с другой — надо проваливать отсюда как можно быстрее, потому что ездить по подмытому грунту становилось все тяжелее, машину начало водить из стороны в сторону. Внезапно отказал стеклоочиститель с водительской стороны — пришлось высовываться из кабины и стучать по нему кулаком. Заработал.

Медленно ползли деревья, столбы и остатки построек в боковых окнах. Дорога сделала плавный поворот направо, на ней показались две достаточно свежие колеи от чего-то большого и тяжелого. В них заезжать я не рискнул и поэтому попытался проехать по полю. Однако, двигатель начал сбрасывать обороты, а колеса — зарываться в чернозем, я сразу же включил заднюю передачу и отъехал назад. Приоткрыл дверь, встал на подножку и посмотрел на колею — пройдем. Главное — не тушеваться. Смело направив грузовик в колею, мы поехали. Особо не спешили — все та же вторая три-четыре километра в час.

Сначала все шло хорошо. «Уралу» даже легче было ехать по уже протоптанной неизвестной «отмычкой» колее. Но потом липкая грязь забила протекторы колес и они начали пробуксовывать. Колея между тем начала уводить нас в какое-то пустое поле. Наконец, грузовик остановился, не в силах бороться с грязью. Еще бы! У него каждое колесо килограмм по сто весит, а если на них еще и грязь налипла! Двигателю-труженику не позавидуешь.

— Ник, тебе не доводилось застревать в грязи?

— Нет.

— Поздравляю. Приехали. «Ситуация двести сорок четыре».

— Саш, это еще что?

— Это мой очередной вклад в фонд «Ругаемся без ругательств». Когда я хочу сказать, что все плохо, я говорю «Ситуация двести сорок четыре» или «два-четыре-четыре» — это значит, что я собирался сказать три слова, в первом из которых — две буквы, а в остальных — по четыре.

Ника задумалась, загнула несколько пальцев на руке, а потом заулыбалась и слегка, по-дружески, ударила меня в плечо.

— Может, толкнуть его?

— Васильева, — спросил я, подражая интонациям нашей математички, —  у тебя серьезно есть желание толкать семитонную скотину по скользкой грязи?

— Вообще-то нет. Давай, думай что-то. Ты же тут водитель.

— Точно, — ответил я, отъехал назад и включил понижающую передачу в раздаточной коробке. Поехали мы. «Джипперский» прием — пробивать дорогу,  вперед-назад, вперед-назад, с боем проходить каждый метр… — Ника, хочешь еще одну загадку? Ревет на всю округу, а еле ползет.

— И кто это?

— Уральский грузовик на понижающей передаче.

Но и понижающая не очень-то помогла. Категорически не хватало обзора — а даже если и вырвемся из колеи — то куда же ехать? Наконец, машина остановилась из-за того, что «кто-то» по неопытности допустил пробуксовку колес. Пришлось снова сдать назад.

— Мне понадобится твоя помощь, подруга.

— Да-да? — спросила Ника и одарила меня тем-самым-взглядом.
О, как я люблю, когда она так смотрит на меня! Бывает, говоришь ты что-то, говоришь, а она поднимет голову и как посмотрит на тебя своими ореховыми глазами… И все. Если ты нес какую-то ахинею — то сразу замолкаешь. Взгляд у Ники просто прожигающий, это — ее оружие. При этом она еще так мило улыбается, что невольно и у самого образуется хорошее настроение. У нее очень красивые светло-ореховые глаза — такой цвет я видел, пожалуй, только у собачьих глаз. Не очень романтичное описание, конечно, зато правдивое.

— Значит, так. Мы тут, похоже, хорошо застряли. Если еще пару раз дернемся и  посадим машину на мосты. Очень не хватает межосевой блокировки дифференциала — но за этим, как и за системой подкачки колес и приводом 6х6, надо идти в «Урал-375Д». Короче говоря, что от тебя требуется? Как ни прискорбно, но вылезти из машины и провести меня через это болото — тебе-то со стороны будет лучше видно, чем мне с высоты  в два с половиной метра и через стену дождя.

— Хорошо, сделаю, — сказала Ника после секундного раздумья.

— Я бы и сам вылез, но, понимаешь, за рулем должен сидеть человек, у которого есть хоть небольшой навык вождения.

— Я все понимаю, — ответила подруга и взялась за ручку двери.

— Погоди, еще рано. Сейчас я чуть-чуть колесам помогу, и ты пойдешь.

Я вылез и кабины, схватил лопату и начал усердно кромсать какое-то деревцо. Да-да-да, природа, экология, мораль и этика… Но когда ты весь мокрый и замерзший сидишь в грязи — тут уж не до рассуждений.

Торжественно пообещав себе как-нибудь на досуге посадить дерево, я начал подтаскивать обрубленные ветки под задние колеса. Все было хорошо, но вот выхлоп, летевший из-под машины прямо на меня… И я уже молчу о дожде, ветре, скользком черноземе и том, что по-ковбойски спрыгнув с подножки, я обоими ногами влетел в глубокую лужу. Подбросив веток и неслабо вымазав руки в земле и песке, я залез в кабину и первым делом слегка подал машину вперед. «Урал» послушно пополз, однако и не думал покидать колею — слишком уж протекторы забиты землей, слишком глубокая колея.

— Ну, Ник, твой выход. Иди сама и веди меня. Руками будешь показывать, куда сворачивать. Вдруг что — подходи к окну и кричи — «Урал» — громкая машина. Как только появится малейшая возможность выйти из колеи — скажешь.

— Пошла, — ответила подруга и выпрыгнула из кабины.

Ее фигурка встала в колее перед машиной и начала показывать жестами, чтобы  я слегка принял вправо. «Урал» потихоньку поехал, бросая грязь во все стороны. Ника развернулась к машине спиной, вышла из колеи и побрела рядом с ней, по более-менее твердой земле. Буквально у меня на глазах ее прическа трансформировалась. Коса впитывала воду, и, похоже, становилась тяжелее, так физически, так и визуально. Пожалуй, когда мы дойдем до конца колеи, то Нике придется долго и нудно их выкручивать. Вместе с общей формой и компоновкой волос менялся их цвет. Обычно ярко-рыжие, как у Милен Фармер, волосы моей подруги стали темно-коричневыми, практически «ржавыми».
Шли мы так достаточно долго, пока, наконец, Ника не стала круто забирать вправо, в пустое поле. Я маневр просчитал, поэтому отключил понижающую передачу и на «простой» первой тихонько выбрался из колеи, которая, однако, вела еще дальше. Но подруга не собиралась возвращаться в кабину, а повела меня полем. Сначала я не понял ее маневра, но потом все встало на свои места. Ника первой заметила длинную узкую канаву на краю поля. Возможно, здесь собирались проводить газопровод или еще что-то. Пока слева от меня проплывала канава, я подумал, что если сюда по невнимательности въехать тремя колесами, то и машина на бок ляжет. И тут уж не поможет ни привод 6×6, ни широкие колеса… Наконец, когда мы проехали канаву, Ника пошла навстречу к машине. Я притормозил, она залезла в кабину.

— Ты как? «Дождя хватит на всех»? Никуша, спасибо тебе! Так помогла! А с траншеей этой — так вообще молодец! Я ее и не заметил, честное слово. А если бы заехал в нее — то на этом бы все наше путешествие и оборвалось бы.

— Ага. Не за что, езжай только.

И мы поехали прямо по полю, так как грунтовая дорога оказалась непроходимой.

— Да простят меня фермеры за испорченное поле, — сказал я.

— Аминь, — докончила Ника.

— Пожалуй, я включу хорошую песню? Ехать нам еще долго.

— Давай, — ответила подруга, — давно пора было. А еще печку, если она тут есть. Я замерзла немного.
Я пробежался по ручкам на приборной панели и потянул на себя одну — двигателю это не понравилось, он начал «задыхаться», поэтому я задвинул ее обратно — это оказалась ручка управления воздушной заслонкой. Потом, наконец, я щелкнул нужным тумблером — зашумел вентилятор, теплый воздух пошел на лобовое стекло и куда-то в ноги, а Ника приставила руки к простеньким дефлекторам. Потом я присоединил колонки к телефону и включил «Серьгу» с ее «Дорогами, которые мы выбираем». Так и поехали, слушая любимую музыку, которая, что самое главное, подходила к ситуации. Стекла мгновенно запотели, и на долю Ники прибавилась еще одна обязанность — протирать их чистой тряпочкой.

По полю мы ехали достаточно долго. Скоро увидели и тот трактор, который так лихо уничтожил дорогу — похоже, «К-700». Ясное дело, с такими огромными колесами и собственным весом в тринадцать тонн только и совершать диверсии на размокших дорогах. От трактора уходила другая колея — но это, похоже, от «Нивы» или чего-то еще фермерского и маленького. Ехать за трактористом мы не стали, хотя, возможно, и следовало бы.

Насколько я смог высчитать, мы проехали пару полей протяженностью метров по семьсот-восемьсот каждое. А так как скорость машины была низкой до безобразия, то ехали мы действительно долго. Полчаса — железно, а то и все сорок-пятьдесят минут. Наконец, когда мы пересекли очередную грунтовую дорогу,  впереди показался лесок, коих в этих местах очень много. Появилось и какое-то подобие дороги, на этот раз — песок. Останавливаться нельзя ни в коем случае, иначе потом не уедешь. Причем, чем дальше мы по ней ехали —  тем гуще становились ряды деревьев. Наконец, в самый последний момент разминувшись с незаметной в сером дожде сосной, я остановил машину на кажущейся твердой площадке грунта, засыпанной мокрой хвоей и ветвями.

— Блин, мы так точно в какое-то дерево въедем! На такой скорости это не смертельно, но по закону Мэрфи погнем бампер, а веткой пробьем радиатор. Ты как хочешь, а я теперь точно пережду дождь, — выдав это все Нике, я поставил машину на ручник и заглушил ее.

— Ладно, переждем, — ответила Ника.

Я хлопнул себя по лбу, упал на руль и залился истерическим смехом.

— Ой, дурак…

— Что?

— Я машину заглушил, кретин… А теперь, когда надумаем ехать, снова буду ручку крутить. И не факт, что сработает! Ну может ли человек трижды за день быть придурком?

— Трижды?

— Ага. Сначала я пытался ручкой завести его, не включив зажигание. Теперь я заглушил мотор. А самое главное — мы заехали черт знает куда!

— Ладно, остынь. Как-нибудь да выедем, — попыталась успокоить меня Ника. Я попробовал завести грузовик стартером, пока коллектор еще не остыл.

Ага, «двигатель чихнул и послушно заурчал». Прямо сразу! Конечно же, стартер отказался работать, как положено. Было явно слышно, что его обороты просели ниже минимальных, с которых еще можно пустить двигатель.

— Фейл, — кратко заключил я.

— Все, ты просто устал. Отдохни, — сказала Ника, приоткрыла пассажирскую дверь, распустила косу и принялась выжимать воду из волос. Я с тоской глянул на уничтожение своих трудов, и подруга перехватила этот взгляд.
— Отныне и навеки, если мне понадобится заплести косу, то я буду доверять это тебе.

Я, улыбаясь, снял футболку и выкрутил ее, несмотря на холод. Делать то же самое с кроссовками или джинсами не было никакого желания.

— Ну-ка, отвернись, — скомандовала подруга, взявшись за свою футболку. Я уставился в зеркало заднего вида. Правда, толку от него было маловато — дождь залил все. Хлопнула дверь и Ника разрешила повернуться.

— Есть уже хочешь?

Я прислушался к своим ощущениям. Да уж, ор-р-ригинальный денек. Перекусить не помешает.

— Хочу.

Ника достала бутерброды, я разлил чай по стаканам. Не кипяток, конечно, но достаточно горячий.

В итоге я умял три бутерброда, Ника — два. Все это мы поглощали в молчании. Чай пришлось доливать — так что по два стаканчика точно вышло. Ника за это время наделала еще кучу фотографий с комментариями «Уставший герой», «Наша уютная кабина» и «Украинский дождь на советском стекле». Наконец, примерно через полчаса после остановки ливень начал понемногу превращаться в обычный человеческий дождь. Время на часах приближалось к семи, когда, наконец, мы решили двинуться в путь, пока еще было относительно светло.

Я выскочил из машины с корбой, сразу заприметил дорогу среди деревьев (в нужном нам направлении, кстати) и принялся крутить шкив коленвала. На этот раз помучиться пришлось дольше — обычная усталость. Стартер —  достаточно надежное устройство и о нем не думаешь, пока оно не отказывается работать как положено. В него могла попасть грязь или вода, могли выйти из строя ролики в бендиксе, могли банально разбиться втулки… Могла и отказать электрическая часть стартера, но он, скорее всего, просто бы не проворачивался. И самое простое и пошлое — сел аккумулятор. Что самое интересное — основная компоновка и принцип работы стартера не менялись с 1911 года, когда он и был изобретен Чарли Кеттерингом… Машина завелась с шестого рывка — человек в очередной раз победил железо. Оживший грузовик продолжил путь по грунтовке — эта дорога была покрепче и ее не так размыло, поэтому и скорость взяли чуть-чуть повыше.

Дорога вела нас мимо полей, и на некоторых участках я, пренебрегая сильной тряской, переходил на третью передачу. Чтобы хоть как-то разнообразить унылую дорогу, мы поиграли в «Перемен!» Смысл игры: включается песня «Хочу перемен» группы «Кино», а когда Виктор Цой в припеве поет «Перемен!», играющим нужно изо всех сил подпевать ему. Однако песни хватило только на одно километровое поле, а до трассы было еще о-го-го! Тем более, неизвестно, где мы выедем.

Кабина наполнилась знаменитым «твангом» Эдди Дуэйна — это Нике пришло сообщение. В моих колонках E-Type и Na Na пели об Африке, я немного уменьшил громкость.

— Ты можешь себе представить? Пишет Дашка и спрашивает, не скучаю ли я в деревне. Это я-то?

— Напиши Дашке: «Приезжай к нам с новым аккумулятором, а уж скучно не будет»!

Ника улыбнулась и стала звонить подруге. Я лишь вел грузовик, прислушиваясь к новостям из родного города. Дождя у них нет и в помине, а наоборот — колоссально жарко. Понемногу созревает абрикос да продается последняя черешня. Суслик предложил встречаться Наташке, но она отослала его к монахам. Виолетта переезжает в другой район города, а Витька бросает курить…

Дальше я не слушал, так как дождь заметно усилился и пришлось сконцентрироваться на дороге. Ника рассказала о наших сегодняшних приключениях, еще немного поговорила, разъединилась и снова взялась за цифровик. Теперь под его макроприцел попала панель приборов и капли на стекле. Думается, при просмотре на компьютере будет выглядеть недурно.

Мы и сами не заметили, как наша однообразная дорога привела нас к подъему наверх. За все время поездки по грунтовке мы успели прослушать половину концерта группы «Кино» в Дубне в 1986 году — но это так, к сведению.

Я выскочил из кабины и поднялся наверх, судорожно хватаясь за тонкие деревца, так как подъем был чертовски скользким. Наверху я увидел то, что хотел — лента чистого асфальта через полкилометра — трасса Е58. Однако пути, кроме как через эту возвышенность, не было видно. Поэтому я снова залез в кабину и отвел наш «Урал» назад.

— Есть хорошая новость — через горку и полкилометра будет наша трасса.

— Здорово, — ответила Ника, — выбрались!

— Не говори «гоп», пока не гопнула.

Посчитав, что разгону хватит, я включил вторую передачу, потом третью. На подъеме двигатель сбросил обороты, пришлось резко переходить на вторую, но и это не помогло. Едва не заглохнув, мы начали понемногу спускаться вниз на задней передаче и с частым использованием тормозов.

— Ладно, кавалерийский наскок не удался. Будем думать. А что тут думать? — спросил я сам себя. — Правильно, и думать тут нечего. Первая с понижающей.

Поползли мы на подъем с первой и понижающей в коробках. Однако и это не сработало. Машина, конечно, заползла намного дальше, чем в первый раз, но опять остановилась. Пришлось снова отъезжать назад.

— Может, есть смысл найти другой путь? — спросила Ника.

— Не знаю. Насколько хватило моих знаменитых глаз — везде одинаковый подъем.

— А ты сможешь удержать машину на подъеме?

— Думаю, да. А что?

— Я подумала, что можно снова залезть наверх, ты будешь держать машину, а я набросаю веток под колеса. И все, мы на свободе! Идет?

— Ты так горишь энтузиазмом! Ладно, в крайнем случае — отъедем на три метра левее и повторим все там. Лопата справа под кузовом — будешь рубить.

Ника в нетерпении заерзала на сидении, я подал машину вперед, в нашу колею. «Урал» медленно поехал. Не знаю, наверное, со стороны профессионала, мы сделали себе слишком много проблем. Наверняка водитель с N-летним стажем завел бы двигатель ручкой с пол-тычка, сразу бы проехал поле и одним махом перелетел бы этот самый подъем. Но ни я, ни Ника, не могли себя считать водителями экстра-класса. Поэтому все проблемы мы решали так, как подсказывала логика (хотя что в этом мире логично?). Есть три метода решения проблем — правильный, неправильный и армейский.

Остановив грузовик на подъеме и держа ногу на педали газа, я осмотрелся. Длинный и высокий нос миасского автомобиля закрывал весь обзор.

— Это не есть гут, подруга. Мне совершенно не будет видно тебя. Поэтому если машина покатится назад, а я буду подгазовывать вперед, то есть риск зацепить тебя.

— Я буду осторожна, — ответила Ника, оставив свой телефон рядом с моим на панели приборов. Она выскочила из кабины, а я посмотрел на телефоны. Два почти одинаковых куска пластмассы, с той лишь разницей, что мой — полностью черный и уже немного потрепан жизнью, Вероникин — совсем новенький (купили после успешно сданных экзаменов) с голубыми вставками на бортах.

«Урал» пока что неплохо держался на ручном тормозе, но я на всякий противопожарный давил и обычные тормоза — кто его знает, пригодятся. За окном промелькнула подруга с лопатой. Скоро я увидел ветки, которые так и сыпались с деревьев. «Урал» начал чуть-чуть сползать вниз, поэтому я, разблокировав колеса, слегка пустил его в гору. Наконец, сквозь рокот двигателя я услышал крик Ники: «Подай вперед!». Газу я дал маловато, потому тяжелый грузовик сначала нехотя отполз назад, но потом начал послушно загребать колесами. Подруга крикнула «Стой!» и я опять поставил машину на тормоз.

Пока Ника работала, я не глядя включил плеер в телефоне. Попалась Раммшатйновская «Du Hast». Я криво усмехнулся: агрессивный гитарный рифф неплохо подходил к грязному «Уралу», который пытается преодолеть подъем. Через пару минут, когда я уже хотел слегка двинуть грузовик вверх,  Ника с улицы крикнула «Давай, давай, давай!». Ага, милая, уже еду. Самое смешное будет, если машина заглохнет на кульминационной точке подъема.

Но силы сцепления колес с дорогой не хватало, чтобы поднять семь тонн железа наверх. Поэтому, чтобы не закопаться, как это было в поле, я дал задний ход. Оказавшись внизу, посигналил, надеясь, что Ника поймет и подойдет ко мне. Так и оказалось: через десяток секунд она показалась в открытом окне.
— Я меняю план, потому что понял систему прохождения. Наша ошибка — маленький разгон. Потому сейчас я хорошенько разгонюсь и попытаюсь проехать подъем. А ты отойди в сторону, потому что я не буду тебя видеть и могу сшибить.

— Хорошо. Я иду наверх — руководить?

— Ага.

Ника слезла с подножки, я отвел машину назад. Итак, «место для шага вперед» есть. Тут я в очередной раз пожалел, что у нас не «Урал-375Д». Но потом появилась простая и в то же время дельная мысль — нет 375? Так сделай его! Тем более что в одном из ящиков я видел манометр и шланг — похоже, для накачки колес. А подсоединять его придется к ресиверу — этому меня научил один из знакомых, когда ремонтировал свою старую «Шишигу».

Я вылез из кабины, выхватил манометр из ящика и подсоединил его к среднему левому колесу. Стрелка указала давление в 3,8 атмосферы. Похоже, одной хватит с головой. Нет, лучше 1,2 — шины целее будут. Я выкрутил золотник, воздух со свистом выходил из колеса, а мне оставалось периодически проверять давление.

Наконец, колесо было спущено до нового уровня. То же самое оставалось проделать и с остальными тремя. Все шесть спускать не стал, но вот ведущие — это святое. Древний и до неприличия простой метод — зато действенный. Хотя, немного подумав, и на передних колесах сбросил давление с 3,2 до двух атмосфер — все лучше. Конечно, накачивать придется намного дольше, а если я что-то неправильно понял из советов друга про ресивер — то и вовсе будем пилить домой через поля, так как с этим давлением на асфальт выезжать нельзя — резина сотрется. Не сразу, конечно, но и лучше от такой «прогулки» она точно не станет.

Забрав манометр и шланг с собой в кабину, я тронулся со второй передачи. О, да! Машина потеряла резвость (хотя какая, к черту, резвость в грязи на второй передаче?), но поехала. До третьей обороты не дотягивали, но на холм я взобрался внатяг и под ободряющие крики подруги длинный «клюв» (полтора или больше метров) машины сначала устремился к небу, а в лобовом стекле показались верхушки ближних деревьев, но потом горизонт начал исправляться и совсем скоро все встало на свои места. Ника с лопатой в одной руке отвела меня на пару метров от обрыва и приказала остановиться, что я и сделал. Загрохотала лопата позади кабины и в кабину залезла Ника.

— Я не смогла затолкать ее на место, поэтому бросила в кузов.

— Ника, — я взволнованно схватил ее холодную руку, — спасибо тебе! Мы прошли! Слышишь, прошли! Ника — богиня победы!..

— Ага, с лопатой и мокрая, — фыркнула в ответ подруга.

— Я сейчас, — и вылез из кабины.

Первым делом я все-таки открыл кузов, нашел грязную лопату и снова установил на кронштейны. Потом аккуратно, опираясь на борта грузовика, подошел к двум безобразным колеям в склоне холма. Да, неплохо прокопали. Хорошо хоть вообще выехали, а не остались в этой траве. «Урал» — это вам не это. Я обошел машину кругом и, не найдя ничего сломанного или разбитого, залез в кабину.

— Ну, как? — спросила Ника.
— Здорово! Эту машину можно использовать как экскаватор — копать мокрую землю она умеет. «Танец и дождь никогда не отпустят тебя…», — пел я, вытирая с наружного зеркала грязь.

—  Поехали, что ли? — Ника прижалась к воздуходувкам. Замерзла, бедная. Я и сам старался дышать как можно глубже, чтобы не было слышно стука зубов.

Возражений не было, поэтому я тронул машину и мы поехали по прямой, не разбирая дороги. Машина все норовила отклониться от траектории, но я пока еще с ней справлялся. Летом в этих краях темнеет поздно, но из-за дождя какие-то фазы сместились, поэтому дневная серость плавно переходила в серость вечернюю, и фары на ближнем свете как раз пригодились. В их свете я заметил небольшое кирпичное строение, похожее на туалет с двумя отделениями. Как оказалось, «МЖом» было лишь одно помещение. Вторая «комната», без двери, оказалась чем-то типа заготовки: есть окно, но самого главного — отверстия — нет. Я предложил Нике зайти туда и снова выкрутить мокрую одежду. Она согласилась, я стал ее ждать, тем временем сняв кроссовки и вылив из них воду; потом я созвонился с дядей и вкратце объяснил ему, что мы уже едем домой, хотя дождь нас здорово потрепал. Ника вернулась, мы снова поехали. Достав из кармана резинку, она собрала мокрые волосы в хвост — всегда удивлялся тому, как женщины могут делать это на ощупь. «Урал» прорвался сквозь последнее пустое поле, и, наконец, снова сцепился колесами с асфальтом.

— Вот теперь — точно вырвались! Я сейчас — надо колеса качнуть.

Оставив Нику в кабине и включив аварийную сигнализацию, я с манометром и шлангом выскочил под дождь и попробовал найти ресивер. Грязный металлический баллон оказался справа под кабиной — в его торце был маленький краник. Я надел на него шланг, закрутил гайку-барашек и начал накачивать колесо. Для начала взял среднее правое — оно было ближе всего, да и лопнет — невелика потеря, доехать можно. Однако компрессор качал не так быстро, как хотелось бы, поэтому я быстро придумал, как «расшевелить» его. Для этого пришлось усадить Нику на водительское место и заставить ее прижать педаль газа. Обороты двигателя увеличиваются, увеличивается и производительность компрессора — все просто. Проверять давление в колесах уже не стал — холодно! Качал на глаз и пинал колеса ногами, хотя толку от этого было маловато — все равно о нормальном давлении в шине я знаю мало. Наконец, когда все колеса были более-менее накачаны, я вернулся в кабину.

— Так, включаем хорошую музыку — и домой, — я порылся в плейлисте и нашел, что хотел. — Послушай, у «Зоопарка» классная песня. О поезде. Мне кажется, что в припеве Майк с помощью партии соло-гитары создал хорошую иллюзию прибытия этого поезда. Пожалуй, подобное я слышал только в двух «Электричках» — у Цоя и группы «ХЗ», — закончив свою речь, я включил «Завтра меня здесь уже не будет». Так и поехали. Я держал скорость на тридцати, изредка поддавая до тридцати пяти. На фарах и в дождь я ехал во второй раз, и мне очень не хотелось превращать его в последний. Ехали мы минут двадцать, пока, наконец, не увидели ободряющую надпись «Херсон — 60». Я вспомнил, что недалеко от Наумовки видел знак «Херсон — 80». Засмеялся и начал высматривать место, где бы развернуться.

— Что такое? — спросила Ника.

— Я — четырежды идиот. Мы едем не в ту сторону!

Тут уж и подруга рассмеялась. Настроение у нас поползло вверх, от усталости не осталось и следа. Я развернул машину на ближайшем перекрестке и поехал назад. Тут уж здорово пригодился мой «дальнобойный» плейлист. Слушали мы, например, «Ты не один» в исполнении «ДДТ», пару песен из саундтрека фильма «Черный пес». А потом снова переключились на Цоя. Я рассказал Нике о традиции, связанной с альбомом «Последний герой». Как-то раз, только-только скачав его, мне довелось ехать в Запорожье. Дорога была достаточно длинной, ехали больше часа. А так как делать было нечего, то ознакомление с новым альбомом пришлось очень кстати. И теперь, каждый раз направляясь в Запорожье, я слушаю «Последнего героя». А так как трасса была и тут и там (Каховское шоссе и Москва-Симферополь), то почему бы не продолжить традицию?

— А хорошо все-таки, что у нас не «ЗиЛ-157». Про него говорят, что не водитель крутит руль, а руль водителя. Эдакий «русский перевертыш». Гидроусилителя у этой машины нет, поэтому Зиловодам приходилось быть накачанными мужиками, — сказал я, прервав молчание.

— Не отвлекайся, да? — одернула меня Ника.

— Анекдот хочешь? «—  Человек должен умирать неожиданно, в расцвете сил, не подозревая, даже не догадываясь о своей скорой кончине, оставив массу неоконченных дел, новых романов… — …На дорогу смотри, урод!».

Ника рассмеялась, а я, как всегда, сидел с серьезным выражением лица. А что? Лучшие рассказчики всегда так и делают. Но потом я снова нарушил молчание.

— Мне кажется, цифра «семь» стала частью миасских грузовиков. Она подозрительно часто в них появляется.

— А поподробнее?

— Да не вопрос. Итак, «Уралы» 375 и 377. У нашего даже в индексе две семерки. У первого длина семь триста, у второго — семь шестьсот. Наш грузовик легко потянет семь с половиной тонн — опять та же цифра! Сам он, пустой, весит тоже около семи тысяч килограммов. Максимальная скорость движения по паспорту — семьдесят пять километров в час. Объем двигателя — семь литров, причем седьмой цилиндр срабатывает седьмым. Наконец, у него суммарно семь колес. А «Урал-4320» выпускается с 1977 года.

— Да, пожалуй, что-то тут нечисто, — улыбнулась Ника, — и как ты умудряешься запомнить все эти цифры?

— Сам удивляюсь, — ответил я и тоже улыбнулся, — наверное, весь в отца.

Дождь снаружи еле-еле моросил, слева и справа от нас зеленели чистыми листьями деревья. Трасса была чиста во всех смыслах — и сама блестела от дождя, и движение было достаточно слабым. Изредка нас обгоняли машины, да навстречу пролетали торопливые автобусы, серебристые тягачи-бензовозы и мелкие букашки «Жигулей». Так мы ехали, наверное, минут сорок. Я посмотрел на часы.

— Эх, восемь вечера. Подруга, последняя загадка на сегодня — кто и от кого получит сегодня вечером?

— Эм-м… Ты от своего дяди — это точно. Ну, и я за компанию от своих. Но ты не гони машину сильно, если не уверен, что сможешь ее удержать.

Но я все же разогнался до пятидесяти и перешел на высшую передачу и дальний свет фар, который приходилось менять на ближний, когда навстречу кто-то попадался. По такому случаю я набросал в телефон новый плейлист: первым треком шла «Ночь» Асхата Оша, за ней — Майкова «Белая ночь», потом «Ожидание рассвета» — снова Асхат. Что дальше — не помню. Вся дорога такая однообразная — холод, сырость и серость. Но помню, что Нике музыка очень понравилась. Да и я неспроста ношу эти песни с собой — тоже очень их люблю.

Наконец, к половине девятого в свете фар показался синий дорожный знак, известивший нас, что если мы повернем направо, то через три с половиной километра окажемся в Наумовке. Я повернул на ухабистую в некоторых местах дорогу и снова разогнал машину. До Наумовки мы ехали молча, слушая «Жизни след» в исполнении все того же Асхата. Вот и  показались знакомые улочки, я сбавил скорость и начал потихоньку пробираться к дому. В свете фар все казалось совсем иным, совсем неузнаваемым — но я все-таки смог доставить Нику, себя и триста семьдесят седьмого «Урала» домой, да еще и с трофеями!

— Приехали. Дом.

Окно дома светилось — подругу наверняка ждали. Я поставил машину на ручной тормоз и включил лампу внутреннего освещения.

— Спасибо тебе за этот день. Я своим обязательно все расскажу, чтобы они не думали, что ты какой-то непунктуальный и безответственный человек…

— Просто иногда случается форс-мажор, — сказал я.

— Да-да. А чем ты занят завтра?

— Ничем? Машину я наверняка больше не получу.

— Понятно. Ну, ты тоже выложи им все. Если надо — я смогу подтвердить, что мы в лесу и на речке не глупостями занимались, а машину откапывали. Так вот, я чего спросила? Если завтра будет хорошая погода и ты не будешь занят — может, я подойду и помогу тебе вымыть грузовик? Он у нас грязный.

— Ладно, почему нет? Если ты так хочешь… Ну, ладно. Свяжемся. Напейся горячего чая и спи-отогревайся, а то промерзла вся!

— Ладно, три стакана и сон до десяти утра, — улыбнулась она.

— Спокойной ночи тебе!

— Спокойного сна, — пропела Ника, вылезла из кабины с рюкзаком и банкой со своим уловом. Оказавшись на земле, она забрала удочки. Хлопнула дверь, я отключил лампу и тронул машину. У меня оставалось еще полбака бензина. Let’s rock.

«Триста семьдесят седьмой» — как все начиналось

20 октября 2010 года. Я ночью возвращаюсь домой. Было абсолютно темно, лил дождь, вся земля раскисла. Иду минут тридцать, пру, не разбирая дороги — весь вымок, джинсы в грязи. И вдруг увидел яркую картинку: посреди леса в грязи растележился грузовик «Урал». Морда задрана вверх, левое крыло выше правого (дно рельефное). Стоит он, бедняжка, весь черно-белый, рычит мотором, а двинуться не может… И все заливает дождем. Одиноко светят фары, уже и ночь настала, а он все пробирается на волю…

Пришел домой, переоделся в сухое и чистое, начал думать об этом…

Сначала выбрал машину — «Урал-377». Бензиновый грузовик с приводом 6х4 – ему будет не так легко выехать из болота, как полноприводным братьям 375Д и 4320. Да и 375Д уже был в «Нашествии», а повторяться я не люблю.    Вторым номером — главные герои, места действия… Сейчас уже не могу сказать, как появилось множество идей — все они генерировались с огромной скоростью, надо было лишь выбрать одну и развивать ее дальше. Ника практически наверняка была поставлена из-за ее реплики из «Нашествия», когда она, сидя за рулем «Урала-375Д», отвечает на вопрос о том, где научилась водить машину: «В селе у дядьки водила трактор. Это почти одно и то же, только едет быстрее, у нее шесть колес и она не ломает асфальт плугом».      Действие разворачивается в Херсонской области в придуманной деревне Наумовка (только 18-19 октября начал детально изучать рок-группу «Зоопарк», лидером которой был Майк Науменко). Хотя реальный прототип все же есть — Старая Збурьевка, а по расположению относительно других населенных пунктов — Новая Маячка.

Сразу приступить к работе не получилось — последняя неделя перед каникулами, полный загруз. Поэтому вынашивал и отшлифовывал идеи с сюжетом до блеска. На следующий день, 21-го, все же записал общую компоновку повести в очень сокращенном виде: начало, основные события, концовка.
Первое, с чем столкнулся – отсутствие подробной технической информации об автомобиле. Пришлось лезть в Википедию и немало гуглить – не хотелось выглядеть эдаким Ляписом Трубецким («Волны перекатывались через мол и падали вниз стремительным домкратом»). Но ни Гугл, ни Википедия не давали однозначного ответа на многие вопросы — пришлось спрашивать более знающих людей. Так же на время написания повести моей «настольной книгой» стала «Автомобиль Урал-377. Описание конструкции, эксплуатация и уход». Можно сказать, что была проведена немалая исследовательская работа — и не только на тему «Уралов», но и о том, как ловить карасей, крутить кривой стартер, качать колеса от ресивера, ездить по грязи и песку. Мной даже были составлены несколько карт примерного расположения Наумовки и Каменки. Был и момент, когда «Урал-377» чуть было не уступил свое почетное место автомобилю «ЗиЛ-164». Но выбор был принят в пользу первого, а «ЗиЛ» все же получил эпизодическую роль.

4 ноября была готова предрелизная версия, 7 — релизная, в которой были исправлены некоторые технические, грамматические, пунктуационные и  стилистические ошибки. Хотя из-за того, что OpenOffice не проверял орфографию, их и так было много. В связи с этим, а так же «плановым пересмотром всего, что есть» с 18 апреля 2011 начался «рестайлинг», закончившийся 25 апреля уже в LibreOffice.

19 августа 2011 — едем в Старую Збурьевку, на «родину» произведения. На месте уточнились некоторые нюансы, появились идеи для новых эпизодов. Возвращаясь домой по трассе E58/М-14, увидел и сфотографировал легендарный и символичный своим числом 377-й километр. Обновление  произведения происходило 25-26 августа.

«Триста семьдесят седьмой» — это еще и большая работа над собой. Первым делом, я боролся с короткими предложениями. Краткость – сестра таланта, это все ясно, но текст из четырехсловных предложений выглядит «рваным». В то же время, не надо и увлекаться — предложения размером в целый абзац тоже плохо читаются, и в его конце уже забываешь, что было в начале. Второе — больше описаний, реже действия. Этим я грешил раньше — все действия происходят очень быстро, и повествование в результате занимает максимум 4-5 страниц. Вводя описания природы, героев, их размышления, можно добиться более плавного и длинного рассказа. Третье — мелочи. Я всегда уделял много внимания мелочам. Кажется, кому какое дело до того, как заводится этот же «Урал» — с кнопки или ключом? Но для меня это важно — хотя бы потому, чтобы соответствовать действительности. Это литературное направление называется техницизмом.

«Триста семьдесят седьмой» — пионер «грузового эпоса», жанра повествования, где все или почти все события связаны с грузовиком. Именно отсюда техницизм перекочевал в другие произведения: после «Триста семьдесят седьмого» грузовики, даже эпизодические, стали описываться до мельчайших деталей. Более того, пока что произведения, подобного «Триста семьдесят седьмому», я не встречал.

 

Спасибо моему отцу, Михаилу Непогодину, за техническую помощь.

Большое спасибо моим друзьям (Александр Тырон, Эльвина Ганзина, София Данько), которые терпеливо отвечали на все мои вопросы, какими бы странными они ни были!

Благодарю Вадима Созаева за разнообразную информацию об автомобилях «ЗиЛ», пневмоприводе тормозов, аккумуляторах, системе зажигания и многом другом!

Так же выражаю благодарность своим друзьям-форумчанам (www.deusexmachina.moy.su) deus и TOD за неоценимую помощь по техническим вопросам, связанным с автомобилями марки «Урал».

Plymouth,
20.10.10 — 07.11.10,

18.04.11 — 25.04.11,

25.08.11 — 26.08.11.

Запись опубликована в рубрике Лирика. Добавьте в закладки постоянную ссылку.